Сто лет назад, 12 сентября 1921 года, во Львове родился Станислав Лем — польский писатель-фантаст, футуролог, философ. Сверхпопулярный в СССР, он написал несколько десятков книг, художественных и нет, большинство из которых были переведены и изданы на русском языке, по его произведениям сняты десятки фильмов. Лем предвидел и описал многое из того, что появляется и расширяется на наших глазах: цифровизация, роботизация, виртуальность, биотехнологии. И, как человек глубоко мыслящий, описал не только возможности, но и их опасности для человека.
Значение технологий
Лем был "философом технологий". Все его творчество пронизано размышлением над тем, как они могут изменить человека, что могут дать или отнять, усовершенствовать или испортить. Один из главных и, наверное, самый известный его труд, так и называется: "Сумма технологий". Название почти повторяет "Сумму теологии" Фомы Аквинского и дано неспроста. Оно означает, что технологии приобрели такое же определяющее значение, как ранее теология. Историк Андрей Фурсов называет эту книгу одной из главных книг ХХ века.
Лем считал, что остановить развитие технологий невозможно и пытаться это делать бессмысленно, он полагал, что этот процесс имеет автономность, хотя и осуществляется человеком. Поэтому в значительной мере такое развитие можно предвидеть. Этого, однако, нельзя сказать о политике и экономике, подчеркивал он, поскольку там очень многое зависит от воли людей. При этом со временем Лем все больше склонялся к мысли, что и направление развития технологий тоже очень сильно зависит от людей. К концу жизни он не то чтобы разочаровался в "спасительности" технологий, но уже ясно видел, что они используются не для развития человека, а чаще всего для противоположных целей.
"Когда я писал "Сумму технологии", наибольшей моей ошибкой было то, что я вывел в качестве фигуры условного героя той книги рационального человека — Конструктора, а не агрессора, ослепленного шовинизмом и наслаждающегося потоплением каждой технологической инновации в осознанном убожестве всеразвращения", — написал Лем в 90-х в "Тайне китайской комнаты".
Изначально Лем был "технооптимистом", то есть верил в то, что соединение человеческого разума с технологиями позволит совершить огромный рывок, создать идеальное общество, руководимое беспристрастной научной мыслью, воплощенной в искусственном интеллекте (ИИ), глобальном "электронном мозге", осуществляющей оптимальное управление (ни дать ни взять обещания сегодняшних "цифровизаторов"). Позже он пришел к выводу, что ИИ не только нет, но и не будет, а развитие информационных технологий было направлено совсем не туда. Так, в "Мегабитовой бомбе" в 90-х он уже выражал уверенность, что сознание в машине никогда не возникнет, если развитие компьютеров продолжится в том же направлении. И все средства инвестируются в связь, создание сети, а не искусственного разума. Это его очень печалило.
Человек и сознание
Лема очень занимала проблема сознания: можно ли создать искусственный разум. В связи с этим большое значение в его творчестве занимает вопрос соотношения технологий и жизни, которую он тоже рассматривал как своего рода технологию, причем очень высокоэффективную. Он даже отмечал, что первым языком на Земле был язык генетического кода. В то время как привычные нам языки непереводимы один на другой, так как выражают не просто информацию, а являются отдельными мирами. Сознание же человека вообще невозможно локализовать, а следовательно, под большой вопрос ставится и возможность повторить его.
В первом диалоге своих "Диалогов" Лем ставит вопрос: можно ли разобрать человека на атомы и затем вновь собрать его, имея точную "атомную копию" человека? Если это возможно, то возможно и телесное бессмертие, так как каждого человека при жизни теоретически можно будет "поатомно описать", а затем воскресить в "атомном синтезаторе". Он виртуозно доказывает, что это невозможно, так как можно только создать такое же тело, но не сознание, которое не является ни атомами, ни их структурой, хотя и требует материальной основы для своего функционирования. Этот диалог примечателен тем, что Лем твердо стоит на позициях материализма, то есть верит в то, что не существует ничего, кроме материи. Но тем не менее убедительными логическим аргументами показывает, что сознание нематериально и не сводится к материи.
Позже Лем выражал скептицизм в отношении ИИ. Он отмечал, что любой дрессированный пес может то, чему никакой ИИ научить невозможно. Причем живые организмы не знают, как они это делают. Они просто делают, и все. Он пришел к выводу, что создание ИИ не только преждевременно для человека, но и несвоевременно. А в XXI веке человечество окажется в технологической западне. Причем указывал и ее источник — это связь, то есть глобальная сеть, "которая хочет всех до единого поймать".
Компьютеризация и человек
"Повсеместно нас без нашего согласия начинают окружать устройства, ограничивающие личную свободу и при этом подменяющие индивидуальную ответственность за поступки. Мы постепенно попадаем под опеку компьютерных систем, которые мнимо увеличивают радиус действия свободы, а в сущности (будто бы для нашего благополучия) — ее ограничивают", — писал Лем в 90-х, когда еще ожидания от компьютеров и Интернета были полны оптимизма.
Лем не был противником ни компьютеризации, ни Интернета, ни информационных технологий. Он лишь указывал на то, что все это используется вовсе не для благородных целей, к тому же упование на цифровизацию бессмысленно, а почти во всех сферах она еще и опасна. Он даже назвал это "оргией деградации", так как цифровизация девальвирует человеческие контакты (привет старика Лема адептам дистанционного и цифрового "образования").
Невозможно пройти мимо его поразительно точного прогноза начала 80-х, который он дал в одном из интервью. Он сослался на написанные в 50-х "Диалоги", где предвидел надвигающуюся волну безработицы, вызванную массовой автоматизацией (слова "цифровизация" тогда, разумеется, не было). Так вот он в 1981 году как бы между делом заявил, что через сорок лет это будет уже в полной мере. Поразительно точное предсказание!
"Для меня не подлежит сомнению, что долговременная тенденция вытеснения человека из его бесчисленных жизненных ниш уже началась и прогрессирует. Мы этого не видим лишь потому, что находимся в страшно глубокой цивилизационной яме, откуда видны лишь стены. Действительно, неизвестно, что следует делать с этой армией людей, освобожденных от работы. Неправда, что все люди способны к творческой деятельности и что из каждого можно высечь творца. Это действительно фатально", — сказал Лем еще в 80-х.
Он многократно высказывался о том, что компьютеры и Интернет используются для развлечений и разврата. Лема можно считать отцом виртуальной реальности. Еще в середине ХХ века он назвал это фантоматикой – сферой суррогатного удовлетворения желаний, когда невозможно будет отличить пребывание в "фантомате" от реальности. Причем создание одного глобального "суперфантомата" он причисляет к самоубийству цивилизации. Позже он признал, что результаты оказались кошмарными. Это и одиночество, и царящий в сети разврат, и оглупление людей.
Упадок человечества
Лем в конце жизни считал человечество тяжело больным и находящимся в пропасти, а главной угрозой для человека — самого человека. "Слишком во многом мы переступили границы цинизма", — сказал он.
Его отношение к Римо-католической церкви было двойственным (Польша - исконно римо-католическая страна). С одной стороны, он признавал, что наличие института, держащегося за традиции, очень важно. С другой, возмущался ее молчанием по некоторым важным вопросам и подменой Бога собою. Скорее всего, сегодня он был бы еще более резок.
Лем был атеистом, стараясь всегда придерживаться научного мышления. При этом признавал, что вера необходима человеку и сам он имеет убеждения, не сводимые к опытному знанию. Он даже сказал, что не знает, есть ли Бог, но опыт убеждает его в том, что сатана точно существует. А люди чаще всего верят в какую-то чушь.
"Псевдопросвещенные массы Запада стыдятся современной веры в Господа Бога, но не стыдятся искать ее фальшивые суррогаты и заменители. Вероятно, это противоядие по отношению к распространившемуся категорическому тону науки, которая выносит окончательные суждения", — сказал он (как будто сегодня).
По поводу науки, которая для Лема была почти всем, он как-то сказал очень важную мысль: наука не является директивным инструментом. То есть это инструмент прикладной, который решает чисто технические задачи, но не способен осчастливить человечество. Очень важное замечание из уст рационального мыслителя.
При этом Лему сильно не нравилась дерационализация сознания и образования. Он терпеть не мог "дурацкого Гарри Поттера". И считал, что люди бегут из пересыщенного техносферой мира в мир с волшебниками. Но это ничего не даст.
Современное искусство — это полный упадок, был уверен Лем еще в конце ХХ века.
"Если придет какой-то сумасшедший и представит в салоне современного искусства запеченную человеческую печень, то всегда найдутся эксперты, которые скажут, что это эпохальное художественное произведение", — словно предсказал он нынешние "арт-выставки".
Сегодня в творчество вообще не допускают интеллектуальный элемент, отмечал он. Все делается наспех и с целью быстрой продажи, "парадигмы абортивны, поэтому видны лишь выкидыши. Все сейчас летит с такой скоростью, словно кто-то раз за разом спускает воду в клозете". Интернет и телевидение наводнены развратом. Не будем приводить его многочисленных цитат на эту тему. Важно то, что он видел все это еще двадцать лет назад (Лем умер в 2006 году).
Против цифровизации образования
Отдельно стоит остановиться на теме цифровизации образования. Лем предвидел и это. Будучи рационалистом до мозга костей и признавая огромную роль информации, он, тем не менее, был категорическим противником цифрового "обучения". Лем подчеркивал, что обучение всегда должно быть неразрывно связано с воспитанием, а не являться просто информированием или внедрением каких-то навыков. Оно обязательно должно включать в себя преодоление трудностей. Он задается таким вопросом: что если в человека ввести "информационную пилюлю", которая снабдит его всеми необходимыми знаниями? Сегодня об этом говорят адепты цифровизации — что можно подключить мозг к компьютеру и избавить человека от необходимости много запоминать. На это Лем дал исчерпывающий ответ еще в 1960-х:
"Труды учения нужны не только для того, чтобы добыть известный информационный капитал. Они играют и другую роль, не зависящую от природы этого капитала: они пробуждают страсть к соревнованию, учат преодолевать препятствия, укрепляют "сопротивление стрессам" и таким образом формируют структуру личности. "Информационная пилюля", уничтожая круг явлений, сопутствующих учению, может, таким образом, изуродовать психическое развитие человека".
В конце жизни он говорил, что электронное обучение — это совсем не то же самое, что чтение бумажных книг, а выведение на экран кусков текста просто мешает мышлению. Он сравнил этот суррогат с пластиковой куклой для извращенного совокупления. Как и дистанционное "обучение" с помощью электронных технологий, которые исключают общение учащегося с учителем.
В 1990-х Лем указывал на разрушительную роль все возрастающей визуализации, которая убивает у детей мышление. Из-за этого они все хуже владеют речью. И в этом первостепенная роль принадлежит телевидению и Интернету, которые транслируют картинки, а не учат думать.
Высказывания Лема последнего этапа жизни напоминают глас вопиющего в пустыне. Он словно пытался сказать людям, что они отупели, скатились очень низко и превратились черт знает во что, позабыв о разуме и отдавшись на волю самых низменных страстей. В этом смысле его можно считать пессимистом, который заменил Лема-оптимиста. Однако прочтение даже его поздних трудов — это не просто жалобы старика, отставшего от жизни. Это указание направления, куда нужно двигаться, и признание того, что человечество идет в противоположную сторону.
О русских
Нельзя обойти высказывания Лема о русских и России. Нашу страну он недолюбливал за то, что его родной Львов был отнят у Польши. С этим он не мог примириться до конца жизни и принять, что сегодня это украинский город. Но о русских он был весьма высокого мнения, хотя и заявил как-то, что русские были "большой петрушка". Такой вывод он сделал по личному опыту 1939-1941 гг., когда Львов занимали советские войска, и резко разделял немецкую и советскую оккупации (для Лема Львов был оккупирован в 1939 году), как разделял русских и немцев. Например, если над русскими можно было смеяться, рассказывая про них всякие истории, то при немцах было уже не до смеха.
А вот воспоминание Лема об СССР эпохи Брежнева.
"Я помню встречу со студентами Московского университета. Собрались такие толпы, что я, должно быть, выглядел, как Фидель Кастро среди своих поклонников. У русских, когда они ощущают интеллектуальное приключение, температура эмоций значительно более высока по сравнению с другими странами. Сартр, когда возвращался из Москвы, был буквально пьян от того, как его там носили на руках. Я тоже это испытал. Русские, если кому-то преданы, способны на такую самоотверженность и жертвенность, так прекрасны, что просто трудно это описать… В Москве меня все знали и читали, сам Генеральный конструктор, то есть Сергей Королев, создавший всю космическую программу СССР, читал Лема и любил Лема".
Уже в 2000-х Лем сказал, что когда к нему приезжают русские, украинцы или немцы, то спрашивают: "Мудрый старец, как жить? В чем заключается сущность человечества?" Поляки же никогда не задают таких вопросов. Когда собираются четыре поляка, сразу появляются четыре взгляда и восемь мнений, и ни одно из них не соответствует действительности, как-то пошутил он.
Лем очень верил в разум, и эта горячая вера сквозит во всех его трудах. Можно не разделять его отдельные взгляды и мнения, но это был глубокий оригинальный ум, позицию которого полезно знать. Тем более что он высказался по многим вопросам, которые сегодня еще более наболевшие, чем при его жизни. О Леме можно много писать, но лучше всего его читать.
Главная повестка дня всегда под рукой – в нашем Telegram-канале.