Вся жизнь Лимонова – это одно большое и яркое приключение. Паренек с харьковской окраины, рабочий завода "Серп и Молот", всегда мечтал о чем-то большем, чем скучная жизнь провинциального пролетария. Он мечтал о мире – павшем перед его ногами, не устоявшем перед бешеным напором его таланта и харизмы – и всю свою жизнь пытался мир покорять. Сначала в Харькове, потом в Москве, потом в Нью-Йорке и Париже и потом опять в Москве.
В промежутках между этими городами была сгорающая в пламени гражданской войны Югославия, кровавый московский октябрь 1993 года, демонстрации против пожирающего Россию хищнического капитализма, российский флаг над Севастополем задолго до появления там "вежливых людей", СИЗО и суд, создание запрещенной в России Национал-большевистской партии, выпуск газеты "Лимонка", также запрещенной, шесть жён – гражданских и официальных – и десятки написанных книг.
Самое поразительное заключается в том, что и книги свои Лимонов писал, не как все. Начав с настоящей, большой прозы "Это я – Эдичка", он уже в нулевые с прозой фактически покончил, превратившись в своеобразного пишущего наблюдателя, чьи книги напоминали сборники статей на разнообразную тематику. А еще Лимонов оставил без работы своих биографов, описав всю свою жизнь не просто скрупулезно, но и беспощадно осветив все самые темные её углы, на что редко кто отваживается.
Все обычно хотят казаться лучше, чем есть, но только не Лимонов. Он всегда подчеркивал, что он предназначен для особенной жизни, не для той, которая предназначалась харьковскому подростку Савенко, а той, которую вырвал у неуступчивого мира поэт, писатель, а впоследствии и политик Лимонов.
"Жизнь сама по себе – бессмысленный процесс... Поэтому я всегда искал высокое занятие себе в жизни. Я хотел самоотверженно любить, с собой мне всегда было скучно. Я любил, как вижу сейчас – необычайно, сильно и страшно, но оказалось, что я хотел ответной любви…Что со мной будет конкретно? Завтра, послезавтра, через год?… Кого я встречу, что впереди – неизвестно. Может, я набреду на вооруженную группу экстремистов, таких же отщепенцев, как и я, и погибну при захвате самолета или экспроприации банка. Может, не набреду и уеду куда-нибудь, к палестинцам, если они уцелеют, или к полковнику Каддафи в Ливию, или ещё куда – сложить Эдичкину голову за каких-то людей, за какой-то народ. Ведь я парень, который готов на всё".
Последнюю фразу он подтвердил всей своей жизнью. Он действительно был готов на всё, лишь бы избежать прозябания в затхлом мещанском болоте. Перебравшись из Нью-Йорка в Париж, Лимонов имел очень хорошие перспективы провести остаток жизни в тепличных условиях умеренного европейского социализма. Экстравагантный русский писатель ещё долгие годы мог бы будоражить европейский литературный мир, но, написав коммерческие романы "Палач" и "Смерть современных героев", он, словно спохватившись и испугавшись погружения в трясину налаженного парижского быта, бежит от него в кровоточащую Югославию. Иначе он не был бы самим собой.
Такой поступок многие европейские коллеги Лимонова не поняли и не приняли, но ему сонная и сытая Европа была уже неинтересна – гораздо больше его интересует то, что происходит на постсоветском пространстве. В 1991 году Лимонову возвращают советское гражданство, а в 2011 он отказывается от французского паспорта, и этот шаг вызывает не меньшее изумление в России, чем югославские вояжи Лимонова изумляли его парижских знакомых. Ну какой дурак будет отказываться от вожделенного паспорта Евросоюза? – поражались многочисленные "общечеловеки", мечтающие окончить жизнь на теплой перине с видом на Эйфелеву башню или озеро Комо.
Совершенно не понимая, что Лимонов всегда мечтал окончить жизнь в бою, идя на вражеские пулеметы или сражаясь на баррикаде. Для кого-то свист пуль – это повод обмочить штаны и забиться в щель, а для кого-то это ни с чем не сравнимая музыка. Лимонов принадлежал ко второй категории.
Видимо, в том числе и поэтому на него всю жизнь постоянно пытались повесить какой-нибудь ярлык, совершенно не понимая, что вешать ярлыки можно на посредственностей, но никак не на столь неоднозначную фигуру. В СССР его считали антисоветчиком, в США – засланным казачком и агентом КГБ, во Франции – анархистом, в России – экстремистом, фашистом, националистом, коммунистом и далее по списку.
Однако сам Лимонов всегда считал себя патриотом. Это обласканный постсоветской властью Василий Аксёнов хотел служить в американской морской пехоте и нести демократию по всему миру, а вот нелюбимый властью Лимонов отправлялся в Югославию, к телецентру Останкино, выходил на многочисленные митинги и демонстрации, где его – немолодого уже человека – без особых церемоний швыряли на асфальт и в автозаки. И чуть не зашвырнули на зону строгого режима, обвинив в подготовке вооруженного мятежа в Казахстане.
Лимонов вполне мог бы вещать из далекого уютного Парижа, попивая кофе с круассанами, но вместо этого со своими соратниками познал все прелести российской судебной системы, проведя на нарах долгие месяцы и намотав в автозаках сотни километров.
Его можно называть и обзывать как угодно, но он навсегда останется в памяти как человек, не боявшийся черное называть черным, не боявшийся бегать под пулями в Югославии, как выяснилось, не на чужой для него войне. Не боявшийся громко и нестандартно протестовать против ущемления прав российских граждан, особенно стариков. И этим он кардинально отличается от тех, кто выучил только одно слово – "одобрямс" и верноподданно машет хвостиком, ожидая от власти сахарную косточку. Ну или хотя бы не пинка под зад или гневного окрика.
Эдуард Лимонов ушел в вечность в обстановке тотального вакуума, причем вакуума, распланированного на годы вперед. Как политику ему попросту больше нечего было делать в этой жизни, с её девственно лысым, тщательно прополотым политическим огородом. А как писатель он давно уже сказал всё, что хотел, да и последние его книги уже не радовали той, пусть немного сырой, но искренней прозой и атмосферой, какая была в его первых повестях и романах.
Но в любом случае, свой след в русской литературе он оставил. Можно не сомневаться, что "одноразовых шестидесятников", тех самых аксеновых-солженицыных в ближайшие годы накрепко позабудут, так как их тупая махровая антисоветчина уже сейчас непонятна подрастающим поколениям, а через двадцать лет будет восприниматься, как бред сумасшедших. А вот Лимонова читать будут всегда. Хотя бы потому, что он писал честно и ярко, а это присуще только большим талантам, над которыми время не вечно.
"Кто мы? Что мы? Где наш отец?! – кричит каждый глаз. Мы не понимаем себя, не понимаем мира… Им страшно всем. Родина мечется полоумная и от страха подличает и отдается псевдоотцам". Написано это в 1990 году, ровно тридцать лет назад, но такое ощущение, что эти строки Лимонов написал недавно, стоя на пороге вечности.
О том, что его "Эдичка", кочующий из книги в книгу под разными именами, навсегда останется в русской литературе, Лимонов прекрасно знал десятилетия назад. О чем прямо и говорил: "Создание русского духа, он так в ней (в литературе – прим. ред. ) и останется". И с этим невозможно не согласится.
К Лимонову как к человеку и как к писателю можно относиться как угодно, но совершенно точно, русская литература вчера лишилась одного из самых ярких писателей за всю свою историю.
Александр Плеханов для КМ.ру