Впервые на русском языке публикуется знаменитая тетралогия "Конец парада" английского писателя и журналиста Форда Мэдокса Форда. Главный герой Кристофер Титженс – крупный британский чиновник, аристократ по крови, противоречия в жизни которого отражают эпоху стремительных перемен перед началом Первой мировой войны. Роман называют "британской "Войной и миром", почему – разберемся в "Книжном клубе" Накануне.RU.
Мир Титженса показан сразу, метафора – шикарное купе первого класса, где читатель находит его вместе с коллегой и другом Макмастером в первой строчке романа "Конец парада". Внутри уютно и богато, но поезд – знак перемен, нового времени, неизвестности, куда несутся главные герои, сохраняя пока свой привилегированный статус.
На самом деле не зря творение Форда Мэдокса Форда называют "британской "Войной и миром". В конце концов, есть миллион исторических костюмированных романов о жизни и войне, об аристократии, морали, аморальности и поисках своего места в истории (тот же коллега по цеху Форда – Голсуорси). Но уже одно это – поезд, как символ времени, несущийся не всегда в верном направлении, но всегда неумолимо быстро, – роднит "Конец парада" с толстовскими произведениями. Превратили в шутку историю об Анне, бросившейся под поезд, тем не менее, аллегория в те времена была вполне ясна – для подавляющего большинства народа Российской Империи техническая новинка являлась диковинным зверем, такую машину просто никогда не видели, а для высшего класса она стала воплощением идей будущего. Именно в поезде происходит знакомство Карениной с Вронским, Толстой испытывал отвращение к аморальным веяниям нового времени, и именно потому самые страшные сны Анны Карениной будут происходить в тревожной атмосфере несущегося в снегу поезда, а главным персонажем кошмаров станет бородатый лесовик-демон, то ли домовой из прошлого, то ли предвестник бед будущего.
Роман "Конец парада" – про Первую мировую войну, значение которой для нас практически потеряно после ужасов Великой Отечественной, но именно во время войны начала 20 века впервые произошла катастрофа, которую человечеству не с чем было даже сравнить: все эти новомодные и удобные плоды того самого прогресса восстали вдруг против человека и против природы. Впервые враждующие стороны применили технические новинки, ядовитые газы, танки и пулеметы, превратив поле брани, некогда воспринимавшееся как место для отстаивания чести страны, в кровавую баню. При этом тактика переходного периода в развитии военной стратегии подразумевала и массовое использование традиционной кавалерии.
Титженс, как на зло, трогательно любит лошадей, он настоящий феодал – знает, как с ними обращаться, и ценит их красоту. Если вспомнить Ремарка, сцену из романа про Первую мировую войну "На западном фронте без перемен", когда после пулеметного обстрела солдаты слышат пронзительный и нескончаемый вой раненых лошадей с соседнего участка: "Крики продолжаются. Это не люди, люди не могут так страшно кричать. Я еще никогда не слыхал, чтобы лошади кричали, и мне что-то не верится. Это стонет сам многострадальный мир, в этих стонах слышатся все муки живой плоти, жгучая, ужасающая боль. Мы побледнели", - то даже сложно представить, как Титженс вообще переживет пребывание на фронте и примет решение туда вернуться. Но пока он мчится в теплом и уютном купе вместе со своим лучшим другом, и мысли его заняты совершенно другими проблемами, а именно – привет, Толстой – коварной женой, упорхнувшей с любовником, а теперь желающей вернуться. Персонаж поставлен сразу в жесткие условия морального выбора между честью (развод в те времена считался бесчестным поступком именно для мужчины и бросал бы тень на единственного сына, а также других высоких родственников в свете) и простым человеческим желанием развестись с женщиной, которая недвусмысленно, из любви к искусству, мучила мужа на протяжении всего времени их брака, а также намекала, что тот самый единственный сын, о благополучии которого беспокоится главный герой, вовсе ему не сын. Макмастер, верный и предприимчивый друг, конечно, за развод, от такой женщины надо бежать, Титженс седеет на глазах, но суровый и сдержанный брошенный муж всегда делает правильный выбор, что, опять же, роднит его с любимыми персонажами Толстого.
Да, хотя он и оказался в положении Каренина, на самом деле Титдженс – английский Левин, которому по душе простая жизнь, он увалень в хорошем костюме. Блестяще героя Форда воплотил в мини-сериале Бенедикт Камбербэтч. Но, в отличие от Толстого, Форд Мэдокс Форд, сменивший имя Герман после Первой мировой, в будущем ожидает не только плохого. Луч солнца в темном царстве Титдженса появляется в лице молодой дочери писательницы – суфражистки мисс Валентайн Уонноп, за ее идеями автор видит будущее, награждая ее красотой не менее блистательной, чем у жены Титженса Сильвии, но и дает ей преимущество в виде молодости, остроты ума и чистоты, подобной той, что хранит в своем сердце гениальный аналитик, чиновник, брюзга и аристократ Титженс. Помимо личной драмы – общественная.
"Мир воцарился потому, что он знал, что скоро начнется война. Он понял это сразу же, как прочел новость об убийстве Франца Фердинанда, и внутри у него появилась спокойная уверенность. Если бы он только представил, что станет с его страной, он потерял бы покой. Для этой страны война значила лишь унижение, едва заметной туманной дымкой пробегающее над вязами, холмами, вересковыми полями со стороны… о, Милдсборо! Ведь этой стране не к лицу были и победа, и поражение; ведь британцы не могли сохранять верность ни другу, ни врагу. Ни даже себе!"
Как и Левин, Титженс стремится к простой жизни, любит природу – его идеалом является "простая, аскетичная жизнь", но жестокая (и в этом даже очаровательная) жена Сильвия предпочитает жить в городе, где она царствует на приемах, как Эллен Оленская, и воплощает собой развратный, сложный и жестокий мир высшего света. Кристальная честность не позволяет Титженску идти на поводу у своего правительства и подтасовывать статистические данные во время войны, он глубоко осуждает методы ведения дел в Британии, считает начало войны преступлением. "Как же вы можете так сильно ненавидеть свою родину?" – спрашивает его Валентайн Уонноп.
"Ни на секунду не допускайте таких мыслей! Я люблю каждый дюйм наших полей и каждый цветок (…), мы всегда были взяточниками, ворами, разбойниками, пиратами, похитителями скота и все равно создали великие традиции, которые любим… Но любить их больно. Моему сыну – и его сыну – будут рассказывать лишь о той доблести, с какой мы воевали в этой безобразной войне. Или в следующей…Они ничего не узнают о наших методах", – отвечает Титженс.
Главный конфликт из выбора между честью и бесчестьем превращается в классическую борьбу между страстью и разумом, конечно, английский Левин всегда поступает правильно. Тем не менее, Титженс из-за несуществующего романа с суфражисткой оказывается в центре интриг пленительного высшего света, паутиной его окутывают сплетни, но он спокоен под градом клеветы и остается предан идеалам чистоты до самой последней страницы романа "Каждому свое" из тетралогии "Конец парада".
Что касается войны – есть два способа о ней писать. Первый – как Ремарк или Хемингуэй, не боясь красок, демонстрируя уродство человеческой породы в самых жестоких преступлениях против мира. Или как Сэлинджер – не упоминая о войне вообще, оставив ее за скобками, показывать бессмысленность самого мира, "света", допустившего катастрофу, играя на контрасте, – именно таким способом пользуется автор "Конец парада. Каждому свое". После возвращения Титженса с полей Первой мировой ясно, что он изменился, но непонятно, что именно стало причиной его ранения, лишившего некогда гениального политического аналитика не то, что феноменальных способностей, о которых ходили легенды, но и элементарного умения помнить детали, вспоминать цитаты и оперировать данными. Однако он остался прежним в главном – в своей любви, моральной чистоте и спокойствии в отношении того, что плетут про него злые языки от нехватки ума и сердца.
Малая известность романа, написанного к 1924 году (в 1928 году вышла четвертая часть "Нет больше парада"), объясняется его новаторским стилем изложения, не соблюдающим хронологию событий, тем не менее, критики относят его к списку наиболее значимых книг в истории англоязычной литературы.